Культура исторической памяти об Александре Невском

Авторcтво: Барышкова Надежда Геннадьевна, к.филос.н., учитель истории и обществознания ГБОУ СОШ №534 с углубленным изучением английского языка имени Героя России Тимура Сиразетдинова Выборгского района Санкт-Петербурга

        В понимании темы мы исходим из допущения, что идеология сборника имеет своей основой высказывания историка-евразийца Г. В. Вернадского: «Два подвига Александра Невского – подвиг брани на Западе и подвиг смирения на Востоке имели одну цель: сохранение православия как нравственно-политической силы русского народа» и Л. Н. Гумилёва об историческом выборе Александра Невского между Ордой и «западниками» как исключительном «политическом прозрении, основанном на глубоком патриотизме». Сегодня некоторые эксперты по национальной стратегии полагают, что в условиях военно-политических амбиций Папского Престола выбор западного вектора в ХIII веке в геополитическом и цивилизационном отношении «означал бы утрату самостоятельности и самобытности России» [1, 186].
        В методологии и источниковедческой методике исследования темы, а также в фактологическом её содержании мы опирались на выводы современного отечественного историка-русиста И. Д. Данилевского. Самостоятельное значение в этом отношении имеют исследования В. В. Долгова, Ю. В. Кривошеева и Р. А. Соколова. Концептуальным основанием нашей позиции по отношению к исторической личности Александра Невского выступают теории исторической культуры и коллективной памяти (М. Хальбвакс, П. Нора, Я., А. Ассман и их отечественные последователи). В плане историографическом в последний период существенное стимулирующее значение имеет книга немецкого автора Ф. Б. Шенка «Александр Невский в русской культурной памяти: Святой, правитель, национальный герой (1263-2000)» [2]. Она породила шлейф критических комментариев российских авторов.
Мы склонны подходить к области исторических феноменов, разделяя их на то, как оно «было на самом деле» и на отношение к тому, как было - на историю как реальность прошлого в свидетельствах-источниках (памятниках) и историю как представленность прошлого в актуальной памяти общества. Перед нами два различных, но связанных, предмета научного изучения. Память понимается здесь не столько как свойство в нейрофизиологическом и когнитивном смысле, но как память о чём-то, что важно, что имеет ценность.
        Идея состоит в том, что при оценке деятельности Александра Невского следует различать – то, что происходило в действительности и то, что происходило с коммеморацией, - с тем способом, посредством которого укрепляется и передается коллективная память о прошлом. Соответственно, следует различать историческую науку, наполненную описаниями-реконструкциями, и историческое сознание, наполненное социальными ценностями. Историческая наука – это специализированная познавательная деятельность – в данном случае археография и археология. Историческое сознание есть разновидность общественного сознания, т.е., коллективное сознание обра-щенного к себе общества (его самосознание). Коммеморация – это сохранение в общественном сознании памяти о значимых событиях прошлого. Социум сквозь призму своего прошлого пытается осознать себя в настоящий период его исторического пребывания. Разумеется, историческая наука включается в историческое сознание и взаимодействует с другими его элементами – социальной психологией и идеологией.
Коммеморация возникает в настоящем из желания сообщества, существующего в данный момент, подтверждать чувство единства и общности через разделяемое отношение к прошлым событиям. Коммеморативные практики направленны на формирование, трансформацию, актуализацию и де-актуализацию образов исторических событий и исторических личностей в культурной памяти общества.
        Исследование летописных источников призвано установить, какие события действительно происходили с участием князя Александра Невского, а исследования исторической памяти нацелены на трансформацию образа полководца, политика, святого, занимавшего свое место в канонизированном ряду героев в последующие эпохи. В историческом сознании история, как реальность минувшего, адаптируется к массовому ощущению и восприятию и к политической конъюнктуре. Такая адаптированная версия имеет характер исторической мифологии, которая служит для самоидентификации любому народу [3, 96]. Можно, следовательно, допустить, что коммеморация это конструирование форм поминовения, в основе которых лежит конструирование мифа.
        Для коммеморации характерны несколько признаков – публичность, коллективность, ритуальность, распространенность, аксиологическая направленность и эмо-циональность. Структуру коммеморации составляют три взаимосвязанных элемента: ядро (значимая личность, событие, место), символ (мифологема, создающая вокруг ядра образно-ценностное пространство, адресуемое социуму и моделирующая формы и спо-собы его бытия) и функция (выполняемая задача, интеграция, идентификация, социализация, компенсация, накопление и др.) [4, 161].
        Основополагающие исторические мифы начинают формироваться в недрах нарождающихся европейских наций на рубеже Средневековья и Нового времени. Важной их частью стали нарративы о «героях» - символических фигурах, с которыми формирующаяся нация могла бы идентифицировать себя и персонифицировать положительные качества, которые сама себе приписывала. На роль героев «избирались» эпические вожди с харизматической аурой, успешно противостоящие агрессии со стороны внешнего мира.
        О. В. Заиченко, вслед за Ф. Б. Шенком, удачно сформулировала краткую характеристику современного кейса об исторической фигуре Александра Невского: «Для русских самой важной фигурой национальной памяти стал – князь Александр Невский, разбивший в 1240 и 1242 гг. во главе новгородского ополчения шведов на Неве и рыцарей Тевтонского ордена на Чудском озере. Вне зависимости от того, как современники оценивали одержанные им победы, они стали восприниматься потом-ками как поворотный пункт национальной истории. Александр Невский не только спас русские земли от натиска шведов и немцев с Запада, и татаро-монгольского гнета – с Востока, но и защитил православие от притязаний католического Рима, объявившего крестовый поход против «истинной веры». [5, 226]. О реальной жизни Александра Невского до нас дошло очень мало информации, что дает простор для его мифологиза-ции». Для одних образ князя – это образ великого полководца, защитника земли Русской, для других – мудрого государственного деятеля, для третьих – это русский святой.
Вместе с тем, есть аргумент профессиональных историков об объективном значении полководческой деятельности Александра Невского — большой интерес русских книжников к Невской битве, который проявился в создании огромного количе-ства текстов. Это само по себе — объективный факт. «Следовательно, именно в значении этой битвы для древнерусского общества сомневаться не приходится вне зависимости от её реальных масштабов» [6, 196].
        В исторических нарративах в завершение изложения традиционно формулируется тезис о значении деятельности исторической фигуры или события. Именно историческое значение феномена подвергается значительной трансформации или пере-смотру. Поскольку дело касается коммеморации (предмета теории и философии куль-туры, в первую очередь), то тем самым подходим к более широкой социально-эпистемологической проблеме взаимодействия знания и культуры. Заметим, что такое взаимодействие касается любого знания, а не только исторического. Соответственно, возникает вопрос о дисциплинарном соотношении историографии и культурологии, что порождает специфические проблемы об уровне, характере и формах их взаимодействия. Иногда междисциплинарное взаимодействие историков и культурологов воспринимается и оценивается как подозрительное в отношении профессиональной компетенции авторов, реализующих такое взаимодействие. Между тем, в случаях осуществляемого взаимодействия уместным было бы использовать входящие в научный оборот междисциплинарные термины «историческая культура» и «историческая культурология».
        Также нуждается в уточнении соотношение исторического исследования (профессионального исторического знания), основанного на источниках, и, с другой стороны, исторического взгляда определенной эпохи (социального исторического знания) на деяния Александра Невского. Два таких вида знания следует различать и в истории исторической науки (в историографии). Одно дело, аналитический метод изучения источников по тому или иному событию и научная реконструкция, и другое дело, оценочное суждение об историческом значении того же события.
        В данной связи, обратим внимание на две категории онтологического плана в понимании социально-исторической реальности – «сознательность» и «осознанность». Александр Невский, действовал, безусловно, сознательно. Он стремился достичь поставленных перед собой целей. Мы, однако, не должны забывать хрестоматийного марксистского тезиса о том, что преследующие свои цели люди получают зачастую не те результаты, на которые изначально рассчитывали. Это означает, что исторический деятель может руководствоваться в своей деятельности собственными мотивами и целями, обусловленными всей совокупностью конкретных обстоятельств. Получиться же может неожидаемый им результат, как это зачастую случается в делах ратных и политических.
Вместе с тем, сознательность не тождественна осознанности – представлению о более глубоких смыслах того, что я делаю, делая нечто (благими намерениями выстлана дорога в ад). В момент происходящих событий, далеко не всегда очевидны на века отдаленные последствия этих событий. Недаром провозглашаемое значение и роль содеянного современники пытались закрепить в прижизненных и посмертных архитектурных, скульптурных, литературных, живописных памятниках – глиняной клинопи-си, пирамидах, папирусе, летописях, житиях, топонимике и пр. Ясно, что исходные оценки событий и личностей меняются со временем не только в силу субъективных факторов, но и в их объективном значении.
        Историков-исследователей волнует, насколько написанное соответствует тому, что было или могло быть, или нет. Историческую информацию, как полагает И.Д. Данилевский, можно разбить на три группы: 1) цитаты, с помощью которых даются оценки и характеристики; 2) верифицируемая информация, которая дает основу научного исторического построения, воссоздания прошлого; 3) уникальная информация, использование которой сводится к ответу на вопрос: могло ли так быть?
       Вот пример источниковедческой верификации (подтверждения) информации в научном исследовании об Александре Невском. Невская битва 1240 года вполне могла быть, но о ней рассказывает единственный источник. Шведы об этом сражении, как правило, не упоминают. Шведы на Неве с места не сдвинулись, они даже лагерь, судя по всему, за месяц не укрепили. И если о Невской битве рассказывает уникальный источник, то Ледовое побоище описывают четыре независимых друг от друга древнерусских источника и пятый источник — немецкий. И все они хорошо подтверждают друг друга, позволяют нам выстроить весь ход событий, его основные моменты [7, 338-339].
Героический миф оформлял идею борьбы, отстаивания нацией своего достоинства и независимости. В национальном мифотворчестве отмечается последовательность некоторых этапов. Первоначально рассказ об Александре Невском был частью религиозно-сакрального дискурса, основанного на житийной литературе, повествую-щей, начиная с 1280-х гг. о святом князе, принявшим в конце жизни монашество, и связанных с ним чудесах. Всего насчитывается до двадцати редакций Жития, датируемых XIII–XIX вв. В 1381 г. Александр был причислен к Лику Святых и до XVI в. оставался местным святым, прежде всего, монахом чудотворцем, популярность которого со временем значительно выросла, выйдя за рамки Владимиро-Суздальской земли.
       Начиная с XVI в. Александр Невский последовательно становился героем религиозного, династического, национального и имперского дискурсов. В период царствования Ивана Грозного увеличилась востребованность образа Александра Невского, уже не только монаха, но и воина, защитника православной веры. Он был канонизирован в 1547 г. на церковном соборе, созванном митрополитом Макарием и царем Иваном IV. На этом соборе к лику святых, были причтены многие русские чудотворцы, ранее почитавшиеся лишь в отдельных местностях. Из новгородского князя, регионального политического деятеля, Александр Невский, превратился в «вождя всего русского народа». Культ святого князя распространяется по территории влияния пра-вославной церкви. Одновременно (XV в.) он становится частью генеалогических преданий Московского государства как основатель московской династии Рюриковичей, которую венчала фигура Ивана IV.
        Активизация мифа о «герое» Александре Невском приходится на XVIII в. Он стал одним из первых официальных небесных покровителей империи Романовых. В 1713 г. на левом берегу Невы была основана Свято-Троицкая Александро-Невская обитель (с 1797 г. – по указу императора Павла I – лавра). 15 июля 1724 г. Святейший Синод постановил писать святого Александра Невского не в монашеском облачении святого, а в воинских доспехах и царской мантии, подбитой горностаем; к его титулу добавлялось слово «великий». В результате образ Александра Невского обмирщается, инок уступает место полководцу и самодержцу и «встраивается в новую политическую знаковую систему, в центре которой находится институт императорской власти».
        Был установлен новый день памяти князя – 30 августа, дата, связанная с Ништадским миром 1721 года и победоносным завершением Северной войны. Летом 1724 г. мощи князя Александра Невского были перенесены из Владимира в Александро-Невскую лавру г. Санкт-Петербурга. Сегодня Русская церковь празднует память святого благоверного князя Александра Невского дважды в году – 12 сентября и 6 декабря по новому стилю, объединив две традиции почитания Александра Невского – допетровскую и новую имперскую.
        В XIX веке культ князя приобрел черты государственного. Александр Невский занимает прочное место в учебниках по истории, а строительство храмов в его честь проводилось в широких масштабах. Соборы, церкви и часовни Александра Невского стояли по всему периметру государственной границы Российской Империи (Кобрин, Мстиславль, Пружаны, Бобруйск, Каменец-Подольский, Батуми, Варшава, Двинск, Лодзь, Ревель, Тифлис, Асхабад, Баку, Рига, Псков, Ташкент, Термез, Фергана, Самарканд, Вильно, Гродно, Гянджа, Минск) и за рубежом (Париж, София, Биарриц, Копенгаген, Белград, Штутгарт, Потсдам). Александр стал олицетворением триады «православие–самодержавие–народность». Князь Александр Невский был духовным покровителем царя Александра III.
        В результате крушения Российской империи после первой мировой войны героический нарратив об Александре Невском подвергся процессу демифологизации, сопровождавшемуся полной утратой сакрального смысла (1917-1937 гг.). В 90-е гг. XX в. в ходе трансформации национальной государственности, поиска коллективной идентичности в России наблюдается возрождение прежних мифов и попытка создания на их основе нового героического нарратива. [5, 228].
        Образ великого князя сегодня запечатлен в обширном перечне храмов и памятников по всей России. Конный монумент небесному покровителю Санкт-Петербурга Александру Невскому установлен на площади имени Александра Невского перед входом в Александро-Невскую Лавру. Памятник выполнен по проекту скульптора Валентина Григорьевича Козенюка. Открытие состоялось 9 мая 2002 г.
        В результате рассмотрения приведенных теоретико-методологических позиций о феномене Александра Невского, имеющихся в современной отечественной литературе, можно констатировать напряженность поисков актуальных объяснений всё возрастающего его значения в исторической культуре профессионального и символического пространства России.

                                                 Литература

1. Сургуладзе В.Ш. Заступник земли Русской (к 800-летию со дня рождения Александра Невского)// Проблемы национальной стратегии. № 4 (61), 2020. 184-198 с.
2. Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти: святой, правитель, национальный герой. – М.: Новое литературное обозрение, 2007. – 619 с.
3. Борисов Н.С. Средневековая Русь в современных средствах массовой информации // Русь, Россия: Средневековье и Новое время. Выпуск 6: Шестые чтения памяти академика РАН Л. В. Милова. Материалы к международной научной конференции. Москва, 21–22 ноября 2019 г. – М.: Из-во Моск. ун-та, 2019. – (Тр. историч. фак-та МГУ: Вып. 163. Сер. II. Исторические исследования: 102). 95-100 с. https://docviewer.yandex.ru/view/19043403/
4. Шуб М.Л. Феномен коммеморации: опыт культурологического анализа практик публичного поминовения (на примере наименования улиц Челябинска)// Обсерватория культуры, 2018. Т. 15, № 2. С.161-169. DOI: 10.25281/2072-3156-2018-15-2-161-169.
5. См.: Заиченко О.В. Трансформации национальных мифов о «Герое» в Западной и Восточной Европе (сравнительно-исторический анализ на примере нарративов об Арминии и Александре Невском// Миф в истории, политике, культуре [Электр. ресурс]: Сб. матер. II Международной научной междисциплинарной конференции (июнь 2018 года, г. Севастополь) – Севастополь: Филиал МГУ им. М.В. Ломоносова в г. Севастополе, 2019. 226-228 с. https://docviewer.yandex.ru/view/19043403
6. Долгов В.В. Биография Александра Невского в зеркале «исторического нарратива»// Палеоросия. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. Вып. 5. 2016. 190–212 с.
https://cyberleninka.ru/article/n/biografiya-aleksandra-nevskogo-v-zerkale-istoricheskogo-narrativa/...
7. «Невская битва 1240 г. вполне могла быть, но о ней рассказывает единственный источник». Интервью с И. Н. Данилевским // Историческая экспертиза. 2017. № 4. С. 324-339.

Поделиться: