|
Авторcтво: Иванова Светлана Юрьевна, доктор философских наук, профессор Северо-Кавказского университета, заведующий кафедрой социальной философии и этнологии, Ставрополь |
Кризис и распад советской идеологии и культуры вновь обнажил и предельно обострил проблему цивилизационной идентичности России, актуализировав разнообразные потенции ее трансформации, каждая из которых имеет свой вектор возможных социокультурных изменений. Так, по мнению А. Панарина, главный кризис современной России - это кризис не социальный и не экономический, а кризис идентичности. Именно этот кризис препятствует «вызреванию» и в обществе, и в недрах политической элиты общенациональной идеи и образованию субъектов национальных интересов. Исторически идентификационное единство обеспечивалось в России не через построение нации-государства, а через всеобщее подданство царю, православие и феномен советского народа.
Проблема идентичности россиян наиболее часто поднимается в научных публикациях в связи с тем, что при анализе происходящих в современной России процессов констатируется кризис идентичности как важнейшее следствие распада прежней государственности и источник психологического дискомфорта значительной части населения. Существование этой проблемы признается как российскими, так и зарубежными исследователями, специализирующимися в различных областях знаний. Например, И. Кон говорит об «остром чувстве потери идентичности в современной России», А. Эткинд отмечает «внезапную утрату личной идентичности». Таким образом, важнейшим следствием распада СССР явился идентификационный кризис, переживаемый существенной частью населения России, и особенно людьми, относящимися к старшим возрастным группам. Кризис национальной идеи и фрагментация культурной идентичности являются следствием разрушения системообразующих основ советской идентичности. Идентификационный кризис обладает мощными деструктивными потенциями, и наиболее значимой опасностью является примитивизация нового объекта тождества, которая выразилась в разрушении единого образа отечества.
Кризис идентичности нередко способен привести к выбору в качестве объекта идентичности существенно более узкого круга социальных общностей, более локальных, а порою и маргинальных. Человек, утративший чувство родины, заполняет образовавшийся вакуум иным содержанием, идентифицируя себя с религиозными, этническими, родоплеменными, профессиональными, а то и криминальными общностями. В условиях неопределенности и частичного разрушения этнических, государственных, корпоративных, профессиональных и социальных связей на всех этажах общества, теряется или деформируется социальная модель поведения и индивидов, и социальных групп, происходит своего рода «биологизация» поведения, упрощение мотивации, с одной стороны, а с другой, ее усложнение в связи с частичной переориентацией на нетрадиционные социальные и этнокультурные ориентиры.
Кризис макросоциальной идентичности в России сопровождается и другими психокультурными явлениями, такими как апокалипсические воззрения, этнонационализм, национальный мессианизм, антисемитизм, неприязнь к кавказцам и жителям Средней Азии, безотчетная ксенофобия и гомофобия. К этому можно добавить широко распространенные ощущения потери, ностальгии, стыда, беспомощности, страха, горя и просто беспредметной ярости.
Успешные реформы невозможны без учета фактора идентичности. Это и важнейший экономический вопрос, связанный с механизмами целеполагания и стратегического планирования, формированием новых мотивационных механизмов, структурированием системы интересов, ценностей.
Само понятие идентичности нуждается в серьезной многоаспектной проработке. Оно тесно взаимосвязано с темой субъектности современного исторического процесса. Как только возникает вопрос о субъекте, тут же встает и сопряженный вопрос о том, как он себя само осознает, само определяет, с чем себя идентифицирует. И наоборот, вопрос об идентичности сразу же влечет за собой вопрос, о чьей идентичности идет речь. Одновременно с масштабной трансформацией общественных структур происходит сильный кризис социокультурной идентификации и самоидентификации личности.
Социокультурная идентичность - одна из значимых составляющих антропологического анализа. Она становится более актуальной в России в связи с различными трансформациями, изменившими не только внешний каркас социальных отношений, но и внутренний мир человека. Реализация его базовых ценностей осуществляется через отождествление индивида с реальным или воображаемым человеческим сообществом, а также через процесс усвоения социальных ролей, стандартов поведения, основанный на их воспроизведении или копировании.
Современные модернизационные процессы в России прослеживаются в трехуровневой модели социокультурной идентичности: макроидентичность нашего общества имеет две модификации (национально-государственная и цивилизацнонная); мезоидентичность (социально-групповая) показывает принадлежность индивидов к определенным общностям и социальным группам внутри данного общества; микроидентичность позволяет увидеть отдельного индивида в неповторимой уникальности отношений с обществом. Для эффективного развития модернизационных процессов необходимо органичное взаимодействие всех уровней идентичности. Однако сегодня мы имеем дело с кризисом идентичности на всех трех уровнях.
Ускорение динамики социальной дифференциации объективно привело к возникновению целого спектра новых статусных позиций и, следовательно, соответствующей идентичности. Ликвидация монопольной коммунистической идеологии способствовала, с одной стороны, определенной ценностно - нормативной дезориентации, а с другой, - возможности появления в идентификационном пространстве ранее неизвестных значений, ценностей, норм, образующих плюрализм социально-культурных форм. Например, особым фактором переходного состояния общества стала так называемая регионализация сознания, впрочем, не только сознания, но и социально-политической и социально-экономической организации общества. Отношения между обществом и региональными элитами в принципе отличаются от взаимодействия с общефедеральными структурами.
В 1997 году выборочный опрос жителей Москвы показал, что большинство из них (63 %) считают себя скорее москвичами, чем жителями России. Возможно, эта цифра окажется ниже для провинциальных городов России, где условия жизни хуже, чем в столице. Тем не менее, становится возможным утверждать, что в настоящее время значительная часть россиян сузила свою «географическую» идентичность, что негативно отразилось на их этнической и национальной идентичности. С трансформацией советской социокультурной идентичности произошло понижение уровня процессов структурирования надэтнической идентификации, они снизились до уровня локальных сообществ. С точки зрения истории, это попятное движение носит регрессивный характер, поскольку, как утверждал Дж. Армстронг, психологическая привязанность к средневековым городам и местечкам, как правило, предшествует более широкому пониманию патриотизма. В настоящее время можно говорить об определенном возвращении локализма, хотя это более сложное явление, чем крестьянский локализм XIX века, и нередко сосуществует с националистическими или патриотическими настроениями, выраженными, например, в лозунге «Москва для москвичей, Россия для русских!».
Тем не менее, есть основания полагать, что между всеми формирующимися группами в современной России есть «перекрестные идентичности», т.е. нечто общее, что позволяет говорить о наличии некой интегративной, социокультурной, мировоззренческо-деятельностной рамки, которая может стать основой для консолидации российского общества.
Следует отметить, что идентичность представляет собой сложное, многослойное понятие, выступает как система. Она включает в себя духовную, моральную, культурную, национальную, политическую идентичности.
Термин «идентичность» широко вошел в лексикон гуманитарных наук и в междисциплинарные исследования с конца 70-х годов XX века, благодаря исследованиям Э. Эриксона. Особую актуальность в российской науке он приобрел в 90-х годах в контексте проблемы этнической идентичности. В современной России эта проблема носит особо острый характер в связи с тем, что касается не только и не столько процесса социализации личности и самоопределения индивида, сколько процесса социальной трансформации и постсоветских политических реалий. Выяснение идентичности носит не личный и культурологический, а социальный и политологический характер. Поиски идентичности выходят за рамки личного дела гражданина, чаще всего становятся «общим делом» политических элит, служат средством мобилизации масс и манипуляции ими.
Необходимо отметить, что в науке все еще сохраняется неполное представление об идентичности, не включающее всей множественности реально существующих и субъективно значимых оснований для тождественности индивидов с различными общностями. Так, в литературе принято констатировать существование национальной, этнической, этнокультурной, расовой, культурной, социокультурной, возрастной, профессиональной, региональной, имущественной, политической и некоторых иных видов идентичности. Именно данные предикаты к понятию «идентичность» являются общепризнанными и наиболее частотными. В связи с этим представляется правомерным утверждение о существовании в этом ряду и государственной идентичности личности, представляющей собой осознание ею тождественности с определенным государством.
Идентичность, то есть самоопределение личности по отношению к другим/другому, своим/чужим, всегда является социокультурным конструктом. Она конституируется константами: именем, половой принадлежностью (они, как правило, являются константами), расовой и этнической принадлежностью, родным языком, местом рождения. Подвижными обстоятельствами в структуре идентичности будут: гражданство, место жительства, профессия, семейное положение, религия.
Иными словами, идентичность личности не бывает статичной, она находится в постоянном движении, на разных этапах индивидуальной биографии в ней могут преобладать разные компоненты; она всегда результат и продукт определенных обстоятельств. Идентификацию можно рассматривать как процесс, включающий причины, мотивацию и способы, механизмы сложения данной формы идентичности. Динамизм самоидентификации есть первая объективная трудность в анализе категории идентичности. Культурные коллективные идентичности к тому же множественны по природе, они взаимопроницаемы и накладываются одна на другую: этнические, региональные, религиозные, половые и классовые самоопределения в конкретных ситуациях могут быть нерасторжимо связаны. Нельзя забывать также, что термин «идентичность» переводной, заимствованный. При переводе возникает ситуация многозначности термина. То, что произошло от лат. identicus - тождественный, одинаковый, получило много смыслов.
Во-первых, можно понимать идентичность как тождественность. В этом смысле речь может идти только об индивидуальной идентичности. То есть индивид тождественен самому себе. Он - подлинный, настоящий, имеющий уникальное и целостное Я. Вопрос об индивидуальной идентичности возникает в детском возрасте как вопрос о причине «откуда я появился?». С детства сомнений в подлинности я, в тождественности самому себе не возникает.
Во-вторых, идентичность понимается как подлинность. В этом случае, например, этническая идентичность индивида определяется «по крови». Подлинность устанавливается в прагматических утилитарных целях. В политическом отношении это связано с практикой создания государств на моноэтничной основе, с отождествлением этноса и нации, с разделением этносов на титульные и не титульные, с этнической дискриминацией в различных ее формах.
В-третьих, можно выделить понимание идентичности как принадлежности, именно этим пониманием будем пользоваться при раскрытии заявленной проблемы. Тогда идентичность означает принадлежность индивида к какой- либо общности людей: это может быть принадлежность к полу, возрастной, профессиональной и проч. группе. Гражданская идентичность в этом смысле означает субъективный выбор самого индивида, причисление самого себя к некоему целому. Индивид независим от формального приписывания его к общности, он осуществляет свой свободный выбор. Индивид, делая свой субъективный выбор, не лишенный объективных оснований, исходит из представлений о своей стране, своем государстве как устоявшейся исторически общности людей. В основе этих представлений обнаруживается методологический принцип целостности, сформулированный Я. Смэтсом, согласно которому «целое больше, чем сумма его частей»; целое ценнее, чем любая из его частей.
Гражданская идентичность - это род социокультурной идентичности, в основе которой лежит идентификация с обществом, государством и страной. Она выступает как комплексная статусно-идентификационная база для формирования массовых социальных практик, конституирующих и воспроизводящих данное общество как самостоятельную и специфическую социокультурную систему. Гражданская идентичность служит социальной интеграции на базе общих терминальных и инструментальных ценностей (в том числе через такие ценностные комплексы, как Родина, государство, страна), объективируется через отождествление индивидов с определенными позициями в социокультурном пространстве и фиксируется через социальные практики в конкретных полях идентификации. Базовыми полями выступают культурное, экономическое и политическое поля. Культурное поле задает ценностно-нормативную структуру гражданской идентичности и выступает конституирующим по отношению к другим полям, играя роль своего рода матрицы, в пределах которой происходит конструирование социальной реальности. В случае резкого отклонения от этой матрицы неизбежен кризис.
В социально-экономическом поле объективация гражданской идентичности прослеживается через отношение и ориентацию на способ организации экономической жизни общества и систему соответствующих объективных и субъективных социальных диспозиций и соответствующих моделей поведения. В политическом поле гражданская идентичность реализуется через отношение к политической структуре общества, институтам власти, политическим организациям и лидерам, а также через политическое поведение и идеологические ориентации.
Гражданская идентичность российского общества несет в себе вероятность социальной дисфункции и деструкции, поскольку во многом строится на негативных проекциях во всех базовых полях идентификации. Продолжается процесс внутренней эмиграции человека в пространство частной жизни, субкультурные анклавы. Иерархия идентификаций в определенной мере переворачивается, и доминирующими выступают не глобальные (Родина, страна, государство, Отечество), а локальные уровни идентичности (малая группа, субкультура, религия, национальность). Однако есть основания утверждать, что кризис гражданской идентичности, активно проявившийся с конца 1980-х - начала 1990-х гг., связанный с распадом Советского Союза и разрушением привычной гражданской идентичности, постепенно преодолевается.
Проведенный еще в 1995 г. опрос жителей Российской Федерации показал, что 53,1 % респондентов идентифицируют себя как жители России и только 15, 3 % - как жители СССР. Оставшиеся называли родиной бывший Советский Союз (преимущественно люди старшего возраста) или свою республику или регион (главным образом молодежь).
Происходит конвергенция традиционных консервативных ценностей российской культуры и новаций, привнесенных реформированием общества и его открытостью для других культур. И основанием формирования новой идентичности выступает патриотизм.
Патриотические чувства и взгляды формируются под влиянием множества факторов и являются, с одной стороны, компонентом личностной идентичности человека, а с другой - результатом его социализации. Чувство привязанности и любви к родительскому дому, к родным и близким, к ближайшему окружению всегда связано с «Я-концепцией» индивида, с его представлениями о себе самом, о своей биографии и о своем будущем и, кроме всего, с осознанием себя в качестве «актера», «человека действующего». По мере того как человек осваивает все большее жизненное пространство, окружающий мир, все более сложные системы взаимоотношений, он научается обобщать и соотносить себя с более крупными объектами и более абстрактными понятиями - со страной, с гражданами этой страны, с ее историей, с общими достижениями и с общими проблемами. То есть наряду с эмоциональным отношением к родине появляется рациональное и рефлексивное отношение к ней.
С одной стороны, привязанность к родине, к месту своего рождения, наряду с привязанностью к собственной семье, является одним из фундаментальных оснований «Я-концепции» человека. Этот патриотизм - очень личное, почти интимное чувство. Но есть и другая сторона. Помимо «малой родины», существует «большая родина», и патриотизм как социализированное, специально воспитанное в человеке чувство рождается на основе взаимности обязательств, солидарности, а также оптимальных для человека степени и способе его интеграции в макро сообщество своей страны. Именно о таком, многоуровневом, характере патриотизма, встроенного в структуру социокультурной идентичности человека, мы будем рассуждать.
Исходя из представления о многоуровневом характере патриотизма, можно предполагать, что в обществе существуют как минимум две разновидности чувства патриотизма: одна в первую очередь интимно-личностная, другая основана на идейных и нормативных установках человека. Можно предполагать также, что второй вид патриотизма, в отличие от первого, более подвержен переосмыслению или даже кризисной переоценке. В настоящее время можно говорить и о существовании нормативного конфликта между двумя названными модальностями патриотических чувств.
На обыденном уровне представления о патриотизме строятся на соотнесении оценок чужих патриотических чувств и взглядов со своими собственными. Если люди делают для себя вывод о том, что их собственная судьба переплетается с судьбой родины, тогда и возникают «патриотические» биографии. Но «социализированная» часть патриотических установок оказывается очень уязвимой, если человек приходит к выводу о нарушении взаимной ответственности между ним и обществом, о возникшей диспропорции в отношениях. И в этом случае появляется либо нигилизм, либо индифферентность в отношении к «социализированной», предписанной нормативной части патриотических чувств и установок.
Данные социологических опросов показывают, что значительная часть россиян сомневается в широкой распространенности патриотических чувств в современном российском обществе. Так, на вопрос: «С вашей точки зрения, какую часть россиян можно назвать патриотами?» - 42 % респондентов выбрали вариант «меньшинство», и еще 8 % - «никого». Пятая часть опрошенных (20 %) остановилась на ответе «половину», неявно отмечая, что все оставшиеся не испытывают этого чувства. На наш взгляд, было бы неправильным рассматривать приведенные доводы как свидетельство антипатриотизма. Патриотические чувства могут принимать разные формы: «Люблю отчизну я, но странною любовью...». Патриотизм не может быть абстрактным, он всегда опирается на определенный образ родины, который формируется в сознании человека и участвует в процессах становления его социальной идентичности, в формировании личностной связи человека с некоторым макросообществом.
Несмотря на разнообразную и сложную мотивацию комплекса патриотических чувств, патриотизм остается социально одобряемой ценностью. Это означает, что данное понятие вряд ли появится среди «отторгаемых», как это было в недавнем прошлом со словами «реформы» или «демократия», например. Кроме того, это понятие остается важным инструментом для оценки других людей. И, наконец, патриотизм выражается в намерении действовать (или не действовать) тем или иным образом, намерении руководствоваться патриотическим чувством в своих сугубо индивидуальных решениях и поступках. Здесь имеет значение то, как человек рассматривает и оценивает свой опыт жизни в стране и опыт своих предков, как он переживает настоящее, и какие планы он строит относительно своего будущего. На основании всех этих параметров человек выбирает и определяет для себя меру «автономии» относительно того объекта, на который направлены его патриотические переживания. Это не обязательно должна быть именно «родина», но и разные ее символизированные проявления - события (полет в космос или «стройки века»), люди (герои прошлого и популярные фигуры сегодняшнего дня) или же идеи («православие», «демократия», «самобытность» и т. п.). При этом у человека все равно сохраняется личное отношение к таким символам и абстракциям, и патриотические чувства в значительной мере формируются в результате свободного самоопределения: участвовать или не участвовать в судьбе предмета патриотической любви, и если участвовать, то в каких ситуациях и в какой форме.
В комплексе патриотических переживаний, таким образом, объединены разные стороны человеческой натуры, чувства, рациональность и воля, переплетено личное и общественное, реальное и символическое. Этим, на наш взгляд, обусловлена сложность и противоречивость существования патриотических чувств, как в масштабе всего общества, так и на уровне отдельного индивида.
Однако адаптация к складывающимся социально-экономическим условиям протекает неравномерно. «Достигнутая» идентичность как показатель социально-психологической адаптации характерна для достаточно ограниченного слоя населения. Другая часть пассивно ожидает улучшения своего положения, а третья активно не приемлет новых условий социальной среды. Тем самым в процессе социокультурной трансформации формируются группы, которые по - разному адаптируются к действительности, постоянно сравнивая события по исторической оси: прошлое - настоящее - будущее. Идентичность в такой ситуации носит кризисный характер, ее основания противоречивы, а цели разно - направлены. Прошлое, например, начинает привлекаться различными социальными силами либо для сопоставления с настоящим, либо для его оправдания, либо, наоборот, для вынесения ему приговора.
Современная российская идентичность (в цивилизационных координатах) расщепляется на несколько: общегосударственная, локально-региональная и этнонациональная. При этом четко обозначилась тенденция переориентации русской идентичности с государственно-гражданской на этнонациональную. Следует, вероятно, говорить о двух причинных системах, актуализировавших подобные тенденции. Во-первых, внутренние деструктивные процессы, достаточно хорошо изученные современными гуманитарными науками. Во- вторых, следует провести аналогию с процессами, происходящими в развитых странах Запада, где сохранение культурных идентичностей вышло в последнее время на первый план в связи с усилением глобализационных тенденций.
Как известно, на протяжении всего пока еще недолгого периода существования Российской Федерации как независимого государства, политическое руководство страны предпринимало последовательные шаги по усилению общегражданского сознания. Это и настойчивое продвижение в политическую практику идентификационного термина «россияне», и блокирование попыток к умножению признаваемых государством этнических и этнокультурных групп (например, попыток конституировать в качестве особого «народа» казачество), и упразднение знаменитой 5-й графы в российском паспорте. Насколько же успешными оказались эти усилия?
В настоящее время можно уже считать, что понятие «россияне» в качестве идентификационного термина в целом получило общественное признание и перешло в разряд актуализированных, работающих культурных понятий, причем не только на экспертном, но и на массовом уровне.
В этом смысле оно очевидным образом выделяется в списке из 38 терминов, вошедших в язык в 1990-е годы. Данное понятие не только занимает в нем первое место по позитивности восприятия (положительное отношение к нему зафиксировано у 2/3 населения, а отрицательное - всего у 5,5 %), но и входит в число самых распространенных и общеизвестных (доля респондентов, не знающих такого слова, составила 1,0% от общего числа опрошенных).
Но означает ли это победу принципа со гражданства над принципом принадлежности к тому или иному этносу? Ответ на этот вопрос не может быть однозначным, так как российская идентичность все еще глубоко погружена в национальный дискурс. Причем, значительно глубже, чем это в настоящее время характерно для большинства западноевропейских стран. Если в Западной Европе в условиях прогрессирующей интеграции национальная идентичность теряет мобилизующее значение и частично перекрывается идентичностями другого типа (региональной и общеевропейской), то вектор развития российского общества ориентирован как бы противоположным образом.
Судя по данным проводившихся на протяжении последнего десятилетия исследований, общероссийское реально проявляет себя не столько как приоритет гражданской идентичности над этнокультурной («обще российскость»), сколько как комплекс близких друг другу элементов в сознании практически всех живущих на территории России этносов. Огромное значение имеет, в частности, наличие общих предметов национальной гордости (в первую очередь в качестве предмета общей гордости россиянами называется совместное участие в Великой Отечественной войне 1941- 1945 гг. и общий вклад в дело освобождения человечества от фашизма). Многие россияне склонны судить о современности и оценивать тенденции развития страны с позиций советского жизненного опыта, при этом для большинства их них именно советский период определяет всемирно-историческую значимость достижений страны. Однако у российской общности есть и вполне ощутимая экономическая основа - это отношение к природным богатствам страны как к общему достоянию. Подавляющее большинство населения считает, что эти богатства должны принадлежать «всему народу» или государству.
К этому следует добавить, что россияне различных национальностей во многом одинаково или почти одинаково воспринимают текущие события и оценивают причины происходящего. Распределение мнений по наиболее важным для страны социальным и политическим проблемам во всех крупных этнических группах достаточно близки, что говорит о принципиальном сходстве менталитетов. В частности, это касается общей оценки российских реформ, восприятия внешнеполитических угроз, разного рода тревог и опасений, связанных с внутренней обстановкой в стране, отношения к Беловежским соглашениям и распаду СССР, отношения к коррупции, ответа на вопрос о том, кто виноват в нынешних бедах России, и др.
Особо отметим, что представители разных этнических общностей сходятся во мнении относительно идейных основ, на которых могли бы сплотиться россияне во имя общих целей. В предложенном респондентам списке, включающем в себя 10 имеющих консолидирующий смысл идей, первую ранговую позицию вот уже в течение ряда лет занимает идея единения народов России с целью ее возрождения как великой державы. Вместе с тем данная идея оказалась первой и во всех выделенных в составе выборки опроса этнокультурных группировках. Причем, что характерно - с очень небольшим разбросом показателей. То же самое относится к почти столь же популярной идее укрепления России как правового государства, к занявшей третье место идее объединения народов с целью решения стоящих перед человечеством глобальных проблем и большинству других. Таким образом, для современной России проблема поиска социокультурной и одновременно личностной идентичностей носит амбивалентный характер. Становление российской идентичности происходит в поликультурной и мультиэтнической среде, с интенсификацией потоков миграции, тотальным этническим самоопределением. Эти факторы остро ставят вопрос о выработке оптимальной модели идентичности человека в современной России.
Всю совокупность россиян можно предварительно разделить на три условные группы: 1) группа, сохраняющая идентичность «советский человек», ориентирована на прошлое и черпает в нем позитивные социальные чувства; 2) группа, обретшая новую социальную идентичность - «россияне», не видящая для себя в прежней идентичности и в «советском» прошлом никаких значимых ценностных привязанностей, более того, можно сказать, что представители этой группы также ориентированы на социальную идентичность «европеец»; 3) группа, имеющая переходную идентичность, для которой важна живая связь прошлого и настоящего, возможность реализоваться в нем, однако устремления этой группы связаны с будущим России.
В социальном самочувствии россиян происходит своего рода перелом в пользу примирения с прошедшими изменениями. Об этом говорит тот факт, что 53,1 % «чувствуют себя гражданами России», 15,5 % - «гражданами СССР», кроме того, заметно сократилось число людей, не определившихся в своем мироощущении, избирающих позицию: «сам не знаю кем». Можно высказать предположение, что отношение к модернизации у этих трех групп неодинаково: для идентифицирующих себя с прошлым характерна растерянность, безнадежность, тоска по прежним порядкам; для ориентированных на будущее - надежда на преодоление различных проблем; для ориентированных на сегодняшний день - вера в собственные силы. Несоответствие современных социокультурных процессов прежним интерпретационным системам и идентификационным типам формирует в сознании российских граждан стремление к новой над этнической идентичности и тяготение к советскому прошлому. Тем не менее, если говорить об устойчивом чувстве общности, то решающую роль в жизни россиян играет самоидентификация себя с семьей и друзьями. С ними чаще всего идентифицируют себя три четверти россиян, что представляется вполне нормальным состоянием, так как при любом кризисе глобальных общностей именно группы непосредственного общения выступают той нишей, куда человек стремится уйти, чтобы избежать общественных потрясений. Второй по значимости ряд образуют такие общности, с которыми отождествляют себя не менее половины россиян (50-53 %). Одна из них - товарищи по работе, учебе - носит вполне предметный характер, а другие - люди, того же поколения, той же профессии - относятся к абстрактно-символическим типам идентификаций.
Современные россияне включены в систему очень сложных социальных ролей и связей, относительная важность которых для них далеко не одинакова. Для большинства населения не важны макро территориальные или гражданские общности - люди планеты, граждане СНГ, «советский народ». При этом очень важны для россиян общности, отражающие духовную близость во всем ее многообразии - люди тех же религиозных взглядов, той же этнической принадлежности. Национально-этнический фактор оказывается в системе идентификаций гораздо важнее, чем гражданский, гражданами России ощущает себя почти вдвое меньшее число респондентов, чем людьми определенной национальности.
Каков же он современный житель страны, с кем себя отождествляет? На что надеется? Кратко этот портрет складывается из следующих характерологических черт и особенностей. Это человек, ориентирующийся на ценности модернистской, а не традиционной культуры, и на западные стандарты жизни; слабо идентифицирующий себя со страной и государством, предпочитающий статус частного лица; не доверяющий властям, достаточно мобильный и динамичный и, вопреки расхожему мнению о его инертности и не стяжательности, способный и готовый трудиться ради денег, а не возвышенных целей и идеалов, однако не желающий жертвовать своими правами и свободами даже в обмен на порядок и стабильность. По мнению Т. Кутовец и И. Клямкина - авторов социологического исследования «Национальные интересы и идентичность россиян в информационную эпоху», составивших этот среднестатистический портрет, людей подобного типа в России сейчас около 80 %.
Итак, в настоящее время мы переживаем очередной этап процесса, начавшегося задолго до распада СССР. Этот этап реконструкции социокультурной идентичности является очередным звеном в цепи общественных трансформаций и затрагивает не только экономическую сферу, но и глубинные социокультурные пласты, детерминирующие способы национально-государственной идентичности россиян. Характерными его чертами являются радикальные институциональные изменения, связанные с созданием рыночных структур и укреплением гражданского общества. Вместе с тем формируется новая социальная идентичность - «человек рынка». Процесс внутреннего самоопределения россиян, выход из идейно-мировоззренческого вакуума и адаптация к реалиям нового общества близок к завершению. На смену утраченным идентификациям приходят общности, характерные для индустриальных стран с рыночной экономикой. Многие россияне стали жертвой рыночной стихии, в обществе появилась сильная обеспокоенность относительно своего материального благосостояния.
Однако мрачные экономические реалии не превратили россиян в безнадежных пессимистов. У большинства россиян помимо долготерпения имеется целый ряд ресурсов, на которые можно рассчитывать в трудные времена: благоприятное семейное положение, чувство собственного достоинства, профессиональные успехи, склонность к альтруизму и общая тяга к сохранению дружеских отношений.
С точки зрения национальной идентичности, коллектив сейчас более не защищает своих членов. Индивидуумы поставлены перед необходимостью изменить былую советскую идентичность на российскую. Смена идентичности не просто способствует социокультурным переменам, а является их частью. Уверенность индивида в позитивности и ценности реалий окружающей его жизни, его патриотические убеждения способствую формированию его позитивной идентичности. В немалой степени этому формированию способствует также обращение к российской истории, к тем ценностям и символам, которые лежат в основе российской цивилизации.
Однако следует заметить, что в ситуации господства электронных масс - медиа мы слишком привыкли рассуждать об идентичности как о чем-то меняющемся. Если идентичность и обсуждается (а серьезных обсуждений вовсе не так уж много), то лишь как то, что подвергается трансформации, модифицируется, или и вовсе «идет на слом». При этом опять-таки «позитивным» в любой идентичности задним числом признается то, что в ней может быть названо новым, современным.
Вместе с тем, любая идентичность есть, прежде всего, сумма константных характеристик, которые являются одновременно и наиболее фундаментальными, и наиболее четкими, и наиболее «выкристаллизованными». Отсюда следует, что идентичность (если это действительно идентичность) утверждается посредством элиминирования примесей как чего-то поверхностного, в буквальном смысле наносного. Можно сказать, что идентичность - это создаваемый идеальный тип. Это идеальный тип, абстракция, которая существует не только в сознании - неважно индивидуальном или коллективном - но и в реальности: определяя ее контуры, задавая систему координат ее существования.
Однако проанализировать изменения, которые происходят с идентичностью, можно только поняв, что сама она воплощает собой устойчивый механизм социокультурного воспроизводства. Необходимо отнестись к идентичности не как к тому, что дается и/или существует, но как к тому, что изобретается. Иными словами, необходимо отнестись к идентичности как к проекту. Причем проекту, предполагающему, что предметом особого «онтологического» конструирования является само социальное и культурное бытие России.
Следовательно, нужно отнестись к Киевской Руси, к монгольской Руси, к России Ивана Грозного, к России Петра и к Советской России не как к альтернативным «наследствам», которые россияне утратили и надеются вновь обрести, но как к равноправным и отчасти взаимодополняющим подтверждениям такой проективности. В центр методологических изысканий, связанных с проблемой идентичности, следует поставить актуализацию отечественной культурно-исторической специфики, а также анализ сложившейся ментальности. Остановимся на анализе этой специфики подробнее.
Россия, как известно, лежит между двух основных потоков цивилизационно - исторического существования - Востоком и Западом. В теоретическом самосознании зафиксированы самые различные взгляды на этот счет. Обозначим их: 1) идея исключительности России в мировой истории и культуре; 2) идея России как Востока; 3) идея России как Запада; 4) идея России как особой славянской цивилизации; 5) идея России как Евразии, отличной и от Востока, и от Запада; 6) идея русской специфики, выражающейся в сочетании восточных и западных характеристик или в колебании между Западом и Востоком; 7) идея русской самобытности в рамках христианского мира; 8) идея византизма России; 9) идея России как «третьей силы» и в этом качестве - как синтеза Востока и Запада.
Определение цивилизационной идентичности, таким образом, существенно для России, именно через цивилизацию национальная жизнь соотносит себя с общечеловеческим. Но какая цивилизация является родовой для России? В. Межуев отмечает, что Россия - европейская страна, у нее общие с Западной Европой корни. Другие исследователи подчеркивают евразийскую специфику России, считают, что в роли «наднациональной» для России должна выступить «евразийская» цивилизация, которая несет в себе общечеловеческое начало. Поиск российской идентичности, таким образом, предполагает, в том числе, и исследование конкретно-исторических форм бытия общечеловеческого.
Н. Гоголь уподоблял русских растопленному металлу, не отлитому еще в национальную форму. Намек на подобную мысль содержится и в одной из работ И. Канта. Здесь речь идет не о сформированности или не сформированности русского характера по сравнению с характерами других европейских народов, но об ином, неевропейском способе его формирования. И, в свете этого, не связаны ли между собой пресловутая «загадка» русской души и странности развития России? И, если особенности исторического развития России сопряжены с загадкой русской души, с ее специфическими чертами, то каковы эти черты?
Эти вопросы особенно важны в современной ситуации, когда Россия пытается войти в мировое сообщество. И, чтобы не раствориться в нем полностью, необходимо знать, чем можно поступиться своим, и, что чужое можно принять в качестве своего. В противном случае возрастает риск этнического самоубийства. Без учета собственных особенностей нельзя с выгодой и долговременным эффектом пользоваться чужим опытом в проведении внутренней политики. И, наконец, осознание собственных особенностей необходимо для прояснения и формирования адекватного национального самосознания, для складывания национального характера.
Сами россияне следующим образом определяют свой «цивилизационный вектор»: 17 % считают, что Россия ближе к Востоку, чем к Западу, а 35% не согласны с этим, 35 - 40 % затрудняются в определении своего мнения по данному вопросу. Согласно другим данным, 60% населения РФ считают, что Россия по своим традициям, культуре принадлежит ни Европе, ни Азии, а представляет собой некую особую евразийскую цивилизацию. Замечая, что россиян отличает «традиция конфессиональной лояльности, соединившей три основные мировые конфессии - христианство, ислам и буддизм», И. Б. Орлова полагает, что России принадлежит «роль держателя равновесия между Востоком и Западом в их не блоковой, а культурно-цивилизационной ипостаси».
Фактически это многообразие определения российской идентичности сводится к двум позициям: можно ли говорить о принадлежности России к западной либо восточной цивилизации или она представляет собой особый тип развития. Постановка данной проблемы возвращает нас на два столетия назад, когда в отечественном обществознании и началась дискуссия на эту тему.
Восток и Запад - понятия, органически вошедшие в русскую духовную традицию. Первоначальное их выделение связано с разделением Римской империи на восточную и западную части. В средние века для народов Европы Востоком стали страны Азии, населенные арабами, монголами, иранцами, китайцами и т.д., а также страны, находящиеся под властью турок. Кроме того, на Западе считали также Востоком и страны Восточной Европы, не входившие в политический ареал Римской империи.
Россия, расположенная на границе Европы и Азии, вынуждена была с самого начала выявлять свою специфику через отношение Востока и Запада, поэтому эта тема была сквозной для национального самосознания. Уже в «Повести временных лет» речь идет, по сути, о единстве всемирно-исторического процесса, в котором равноправными выглядят восточные и западные, в том числе славянские, народы. Право русского народа на равное положение с другими народами обосновывается тем, что все люди - дети Авраама и Ноя, и когда дети Ноя стали делить землю, то русские и славяне произошли от Иафета - прародителя северных и западных народов. Тем самым славяне, или славяноросы. обозначаемые как «исторический» народ и вводились в семью европейских народов.
Рассмотрим сначала, какие компоненты вошли в российский менталитет из язычества. Славяне делили мир на «добрый» и «злой» и населяли его добрыми и злыми силами, помогавшими человеку или мешавшими ему в достижении его целей. Подобно тому, как понятия добро и зло образуют двоякую систему ценностей, так же соотносятся у древних славян все основные представления о мире. Ссылаясь на мнение М. Попович, можно утверждать, что если современная картина мира является логической, рациональной, отыскивающей диалектические связи, то картина мира для наших предков была нравственной, этической, связывающей все с понятиями добра и зла.
Очень подробно иерархию ценностей древних рассматривает специалист по древнерусской истории Б.Рыбаков в работе «Язычество Древней Руси». В основе ценностной системы восточных славян, считает он, лежало понятие судьбы. С ним связывалось представление о счастье (доле) и несчастье (недоле), победе и поражении, достатке и недостатке. Характерно, что в понимании судьбы как доли отразились коллективистские, общинные взгляды славян, воспринимавших свою индивидуальную судьбу как часть общей судьбы рода, племени. В отличие от древних греков, веривших в предопределенность судьбы, славяне считали, что вопрос о судьбе можно перерешить, умилостивить богов.
Для древнего общества восточных славян был характерен внешний контроль над поведением человека, поэтому каждому было важно точно знать, как можно поступать и как нельзя. Нечеткие, допускающие двоякое толкование нормы поведения только дезориентировали людей. Священное значение придавалось делению общества на верхи и низы, положению вождя (царя) на вершине социальной лестницы. Кроме ряда «вверх- вниз» существовал ряд право - лево, правда-кривда, определяя, насколько деятельность человека соответствует архаическим, общинным представлениям о справедливости. Сочетание общественного положения «наверху» с «неправдой» поведения воспринималось как кричащее противоречие, нарушение мирового порядка, требующее вмешательства общества.
Очень значительной была идентификация со своими и чужими. Наиболее остро это противопоставление проявлялось в отделении единоплеменника и захватчика (кочевника, «поганого»), что впоследствии было осмыслено как другая противоположность: христианин - нехристь. Следует отметить, что под «своими» с самого начала имелась виду общность по вере и посвящение в тайны родового культа. Чужой выступал как не-человек. Неспособность говорить на чужом языке рассматривалась как немота («немец»). На Руси чужеземцев по языческому обряду хоронили как умерших не своей смертью.
Наконец, очень важной для славян была идентификация с родом, выраженная в дихотомии старший - младший, предок - потомок. Старший в роду являлся носителем мудрости, от его знаний зависело благосостояние всех. Авторитет старости поднимало наличие у славян культа предков (культа дедов) как заступников перед стихийными силами природы. Однако высоко ценились сила и энергия молодости.
В круг коллективистских, родовых и семейных ценностей в России включалась и высшая власть. Князь и царь были не только властителями, но и отцами. Отсюда в народном сознании существовало представление об отеческом отношении царя к народу. Царь-батюшка был воплощением правды и лада в обществе, охраняющем эти высшие ценности. Тем самым, страна представляла собой как бы большую семью, в которой господствовали языческие идеалы смирения, дружелюбия, откровенности, совестливости, милосердия. Русских справедливо упрекают в чрезмерной тяге к этатизму. В России государство испокон веков олицетворялось и отождествлялось с властью, господствующим режимом, хотя это отнюдь не синонимы. К власти относились со «священным» трепетом и страхом, а государство если и не любили, то почитали и уважали. Как ни странно, выглядит это со стороны, но для русских государство - действительно «отец родной», на которого можно посетовать, обидеться, можно даже обмануть и обругать, но отказаться от него, предать, не выручить в трудный момент нельзя. «Государство - это мы». Такова историческая данность и традиция, с которой надо считаться и в политике, и в идеологии. Попытка неолибералов проигнорировать эту особенность русского менталитета обернулась тяжкими последствиями - возникла реальная опасность распада российского общества и страны как таковой.
Как видим, архаическому сознанию русских было свойственно резкое противопоставление ценности и антиценности, в отличие от индийской культуры, где властвует компромисс ценностей, их первичная неразделенность. Отсюда важнейшая черта русского характера - пытаться осуществить не возможное. В случае неудачи таких попыток следует апатия, нежелание вообще делать что- либо. Такая полярная ориентированность на бурную активность, а затем полный покой соответствует, по мнению многих ученых, географическим условиям России, кратковременности сельскохозяйственных работ и долгому периоду зимы. Другими словами, ценностная система закрепляла нормы поведения, отвечающие задаче приспособления к естественной среде.
Таким образом, в русской культуре, а, следовательно, в менталитете, существовали как бы две системы ценностей. Одна из них была построена на противоречиях и указывала человеку путь от зла к добру. Другая стремилась к устранению этих противоречий. Она создавала образ идеальных отношений для русского общества: тепло семьи, справедливость власти, возвеличивание родной земли, готовность к ее защите. Однако в языческий период эта система ценностей только зарождалась. Для его формирования необходимо было ощущение национального самосознания, которое стало возможным только с обретением государственности и христианства.
Особенностью истории России было и то, что традиционная культура сложилась здесь позднее, чем в Западной Европе. Она была ориентирована: не на будущее, а на прошлое; не на удовлетворение растущих потребностей и интересов людей, а на незыблемые ценности, соответствие деятельности установленным образцам; не на логику доказательств, а на веру и подражание; не на личность и внутренний контроль поведения, а на коллектив и на внешний контроль поведения. Традиционная культура находилась в большой гармонии с окружающей природной средой и человеком. Она не требовала преобразования природы и перенапряжения сил индивида. В те времена человек чувствовал себя гораздо уютнее и более защищено, чем в современном обществе. Из проведенного анализа ясно, что российский менталитет движим ценностями духовными, а не материальными, и в процессе цивилизационного взаимодействия заимствовал социально-психологические качества других народов, что обусловило своеобразное решение россиянами цивилизационных проблем, таких как становление и развитие государственности, взаимоотношения общества и индивида, понимание природы демократизма и т.п.
Следует заметить, что у менталитета каждого народа есть свое устойчивое ценностно-смысловое ядро и изменчивая периферия. Причем некоторые периферийные элементы могут входить в состав ядра. Под ценностно - смысловым ядром менталитета имеются в виду определенные, в первую очередь духовные, ценности и их приоритетный порядок (иерархия), которые определяют своеобразие мироощущения, мировосприятия и мировоззрения, а также самобытность образа жизни, жизненных практик и повседневных идеологий носителя этого менталитета (культурного круга, народа, социальной группы, общности, личности). Кроме того, центральную, ядерную часть менталитета образуют некие первичные «смыслы», «образы», «образцы» - базисные элементы культуры, формирующие константные модели духовной жизни, а также (что специфично для ментальности в ее активной, субъективной ипостаси) переживание этих смыслов, их актуализация и мобилизация. Другими словами, наряду с ценностями сердцевину национального менталитета составляют этнокультурные архетипы и их актуализация. Периферию национального менталитета образуют временные, новообразовавшиеся или привнесенные из чужих культур ценности (так называемые новые ценности), смещения в их традиционно устоявшемся порядке (возникающие в результате так называемых переворотов в ценностях), а также временные, новообразовавшиеся или привнесенные из чужих культур «смыслы», «образы», «образцы». Обмен элементами между ядром и периферией, вызывающий эволюционные и революционные процессы внутри ментальности, происходит под действием реально-исторических, идеологических, культурных и иных факторов, среди которых долговременные имеют первостепенное значение.
Очевидно, что изменения в социокультурной идентичности россиян связаны с трансформациями в менталитете. Менталитет рассматривается как устойчивая совокупность двух компонентов: образа мыслей и образа действий людей. Образ мыслей включает в себя мировоззренческий уровень и социально-психологический. Образ действий отражает миро отношение людей или их поведенческий уровень. Вместе с тем менталитет представляется как сумма или пересечение разных «сеток» (микро парадигм, стереотипов), которые не только взаимоувязаны, но и могут приходить в противоречие друг с другом, что затрудняет, с одной стороны, освоение ценностной системы иной культуры и, с другой - формирование новой идентичности. Важной научной задачей представляется проникновение в глубинные пласты той части социокультурной реальности, которую мы называем «российский менталитет», с целью выявить имманентные ему структуры, имеющие философско-исторический смысл. Речь идет о пространственно-временных, каузальных и телеологических представлениях, характерных для российского менталитета. Какими видятся повседневность, общественная жизнь и история россиянину - в виде круговорота, линейной эволюции, спирали, дискретных фрагментов; чувствует ли он себя, действительно, к чему-то «призванным», несет ли он подспудно ношу великой исторической миссии (Святая Русь, Третий Рим, Третья сила, Оплот светлого коммунистического будущего и т. п.) или все это - лишь досужие домыслы ученых, а русскому человеку «не до жиру - быть бы живу» и т. д.
И отдельный человек, и люди в целом меняются. Чтобы представить логику и смысл их действий, необходимо иметь в виду качественные характеристики их ментальности. Видимо, поэтому информацию об архетипических основах процесса личностной идентификации и структуре менталитета не только философы, но и политики рассматривают сегодня как обладающую огромной социально-управленческой ценностью. Дело в том, что в культурных архетипах сконцентрирован коллективный опыт народа. Их актуализация включает этот опыт в новый социально-исторический контекст. Это как раз и происходит через тематизацию и проблематизацию «российского менталитета» как некоей реальности, упрямо сопротивляющейся тотальной вестернизации российского общества. Актуализация архетипа, по К. Юнгу, есть «шаг в прошлое», возвращение к архаическим качествам духовности. Но поиск истоков подлинной духовности может быть одновременно и «шагом в будущее», поскольку культурные архетипы выражают также и народные чаяния, мечты. Мобилизация патриотического сознания в трудный момент нашей истории предполагает активное осмысление культурных российских архетипов, а оно, в свою очередь, является важным условием сохранения самобытности и целостности национальной культуры, возрождения России как великой державы.
Цивилизационный выбор, а значит и поиск новой российской макро идентичности, обсуждается в трех вариантах: западный путь в современную цивилизацию через вхождение в Европу в качестве «второй» (другой) Европы; западный путь в современную цивилизацию через объединение восточных и западных славян на конфессиональной и историко-культурной основе; особый «третий» путь в современную цивилизацию через осознание своей евразийской идентичности. Современная модернизационная элита ориентирует российское общество на западноевропейский образец развития.
Кризисное состояние, в котором оказалась преобладающая часть российского населения, выражающееся в неосвоенности новых образцов хозяйственного поведения, адекватных формирующимся социальным институтам, в не сформированности устойчивой социокультурной идентичности, является объективной характеристикой переходного периода развития российского общества. Поэтому применительно к нему можно говорить о наличии переходного типа социокультурной идентичности, с одной стороны, совмещающей черты современного типа и традиционалистские ценности и установки, а с другой - «двойную» идентичность: «советский человек» и «россиянин».
Российская макроидентичность находится в процессе структуризации. Субстанциально макросоциальная идентичность трактуется как социокультурная идентичность, так как личность актуализирует всю социокультурную систему. Макросоциальная идентификация может быть рассмотрена в двух аспектах. С одной стороны, макросоциальная идентификация является имманентным процессом выстраивания универсального, надличностного образа мира. С другой стороны, макросоциальная идентификация представляет собой интенциальность, прямую направленность субъекта на себя. Однако из-за отсутствия точных формулировок целей социального развития, не сложившейся иерархии престижа новых ценностей и идеалов можно говорить о нечеткости, аморфности этой идентичности. Кризисный характер макро идентичности предполагает, что, наряду с негативными социальными процессами, характеризующими современное состояние российского идентификационного пространства, в обществе складываются тенденции, свидетельствующие об определенном развитии этого пространства, обогащении его новыми содержательными основаниями, т.е. происходит не только трансформация общества, но и реконструкция социокультурной идентичности.
Когда говорят, что у россиян утеряна идентичность, то, думается, что это либо заблуждение, либо сознательное преувеличение. Большинство граждан России за прошедшие годы вполне определились в духовно-религиозном и конфессиональном плане. Многие считают себя россиянами. Многие даже продолжают считать себя советскими. Абсолютное большинство продолжает считать себя людьми великой русской культуры, гражданами великой страны. По-видимому, речь должна идти о том, что в действительности происходит саморазвитие идентичности, превращение новых знаний и представлений в новые ценности и нормы, адаптация традиций к новым реалиям.
В условиях российской цивилизации сохранение и поддержание культурных идентичностей возможно на базе того консолидирующего фундамента, который условно называется «державным фактором», понимаемый как объединение всех социокультурных общностей России. На данном этапе можно говорить о смене общественной парадигмы, о стремлении к социальному консенсусу, как политических сегментов, так и этнических составляющих.
В силу отмеченной специфики цивилизационных различий в России эту функцию может исполнять только сильное государство, выступающее и как гарант исполнения правил игры и как активный субъект социального процесса. И не последняя роль в данном процессе принадлежит интегративной идеологии, адекватной для поддержания и укрепления всех культурных идентичностей с одной стороны, с другой - для цементирования всего общества.
Однако, доминирующими остаются локальные идентичности (моя семья, друзья, близкие и т.п.), далеко оттесняя российскую гражданскую идентичность. Российское общество находится в состоянии кризиса социокультурной идентичности - прежняя социальная идентичность «гражданин Советского Союза», «советский человек» утрачена, новая - «россиянин» находится в процессе становления.
Поделиться:
