|
Авторcтво: Финагентов Алексей Юрьевич, учитель русского языка и литературы ГБОУ гимназии №92 Санкт-Петербурга |
Errare humanum est… Так свойственно или несвойственно человеку ошибаться? Данный вопрос возник не просто так, на ровном месте, а по прочтении эмоционально – разумного восприятия созданного одним учеником – одиннадцатиклассником текста в рамках подготовки к сдаче ЕГЭ по русскому языку. Давненько в качестве задания составителями сборника контрольных измерительных материалов (Единый государственный экзамен: рус. яз.: КИМ/ [В.И.Капинос, Л.И.Пучкова, Ю.Н.Гостева и др.; под ред. Г.С.Ковалевой]: Минобрнауки РФ, Федеральная служба по надзору в сфере образования и науки. – М.: Просвещение, 2005) на странице 85 был предложен текст выдающегося поэта Серебряного века русской литературы К.Бальмонта. Визуальное «звучание» этого текста было следующим:
«Три года тому назад я уехал из Москвы и через Эстонию приехал в Германию, а оттуда во Францию. Я уехал на полгода и не вернулся. Зачем бы я вернулся? Чтобы снова молчать как писатель, ибо печатать то, что пишу, в теперешней Москве нельзя, чтобы снова видеть, как, несмотря на все мои усилия, несмотря на все мои заботы, мои близкие умирают от голода и холода? Нет, я этого не хочу.
Но нет дня, когда бы я не тосковал о России, нет часа, когда бы я не порывался вернуться. И когда мне говорят мои близкие и мои друзья, что той России, которую я люблю, которую я целую жизнь любил, сейчас нет, мне эти слова не кажутся убедительными. Россия всегда есть Россия, независимо от того, какое в ней правительство, независимо от того, что в ней делается и какое историческое бедствие или заблуждение получило на время верх и неограниченное господство. Я поэт. Я не связан. Я полон беспредельной любви к миру и моей матери, которая называется Россия. Там, в родных местах, так же, как в моем детстве и юности, цветут купавы на болотных затонах и шуршат камыши, сделавшие меня свои шелестом, своими вещими шепотами тем поэтом, которым я стал, которым я был, которым я буду, которым я умру. Там, в родных моих лесах, слышно ауканье, которое я люблю больше, чем блестящую музыку мировых гениев, поют соловьи, над полями возносятся, рассыпая ожерелья солнечных песен, жаворонки. Там везде говорят по-русски; это язык моего отца и моей матери, это язык моей няни, моего детства, моей первой любви, почти всех мгновений моей жизни, которые вошли в мое прошлое как неотъемлемое свойство, как основа моей личности».
Со свойственной юношескому максимализму прямотой одиннадцатиклассник (вполне созревшая личность!) откровенно заявил в своей письменной работе:
«Посмотрите, что делается: г. Бальмонт забрался в «башню из слоновой кости» и просто-напросто замкнулся в своем эгоистическом начале. О какой любви к Родине он говорит? - Да ни о какой. Он говорит, упиваясь собственными словесами, только о себе, а Россия – фон, обрамляющий «ego» самого автора. Попробуйте посчитать, сколько раз в тексте звучит его «скромное» Я? – 16 раз на 14 имеющихся предложений. А модификации этого «я»? - «Мои, мне, меня» навязчиво лезут в глаза аж 34–мя употреблениями. И это все свидетельство даже не эгоизма, а эгоцентризма Бальмонта, ибо о любимой России в различных словесных вариациях говорится намного меньше. Так и хочется воскликнуть: «Бальмонт – это о-го-го!» А Россия? ( Россия-то э-ге-ге по сравнению с «о-го-го» поэта).
Честно сказать, мне кажется очевидной обида поэта на свою отчизну, не оценившую по достоинству и совсем не понявшую даровитость таланта этого художника слова…»
Безапелляционность и прямолинейность суждений без пяти минут выпускника гимназии вначале ошеломила и просто обескуражила, затем заставила задуматься, после чего приняться за подсчеты, но так как любой словесник с математикой не совсем в ладах, то на помощь было призвано то же самое оружие, правда, в меньшем математическом выражении. «Нашим ответом Чемберлену» стал тезис о том, что, несомненно, об авторе и его непростых отношениях с отчизной лучше всего скажут его собственные творения (и об этом велся уважительный разговор с создателем оригинального ответа), а помощником был выбран морфемный анализ. Условились, что составляющей разумного подхода к решению задачи будут знания морфемики как раздела науки о языке, изучающей состав слова, но в качестве допущения принято a priori утверждение о том, что любая морфема (приставка, корень, суффикс, окончание, в нашем случае приставка), как и слово в тексте художественного произведения, имеет возможность приобретения прямого, переносного и даже символического значения. Языковой материал же представлен стихотворением К.Бальмонта «Безглагольность»:
Есть в русской природе усталая нежность,
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
Приди на рассвете на склон косогора,-
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далеко-далеко.
Во всем утомленье – глухое, немое.
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада,-
Деревья так сумрачно-мрачно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно,
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
После многократного прочтения прекрасного, на наш взгляд, стихотворения поэта,
мы воспользовались статистикой и подсчитали, что смыслоорганизующим фактором данного стихотворения, наряду с другими, являются приставки. Так, первой по частотности употребления является приставка «без», встречающаяся в словах «безмолвная, бездвижность, безгласность, безбрежность, безмолвны, безглагольность».
«Сжимая» до одной словоформы «безмолвная, безмолвны», приходим к выводу, что приставка «без» употребляется в тексте 5 раз. Обращаемся к семантике данной морфемы и выясняем значение этой приставки – «отсутствие чего-либо». Следовательно (делаем логический вывод), в русской природе отсутствует, по мнению К.Бальмонта, молва, движение, глас (голос), берег, то есть определенная граница, определенная конечная точка, глагольность (и здесь уместно вспомнить об истинном, предоставленном этимологией слова «глагол», который следует перевести как «речь», ведь вычитываем в Библии: «В многоглаголании несть спасения»). Таким образом, получаем при предварительном раскладе символическое отсутствие какого-либо движения, будь это воздушная струя, необходимая для образования звуков и, шире, речи.
Вторыми по употреблению оказываются в этом художественном тексте приставки
«за» (затаенной, застывшего, закате, застыло - 4 раза, точнее 3, хотя в словоформе «незаслуженно» она тоже встречается), «не» (недвижный, незаслуженно, невольно-3 раза), «у» (уходящие, убегают, утомленье-3 раза). Реже употребляется приставка «про» (прохлада, прохладную) - «прохождение через что-то», приставка «при» (приди), обозначающая приближение и соотносимая с приставкой «во» (войди), имеющей значение «движение внутрь чего-либо».
Приставка «за», возможно, в тексте приобретает значение «движение внутрь, сокрытие чего-либо», тогда получается, что русская природа содержит внутри себя некую тайну, некий стон, нечто невысказанное.
Приставка «не» опять же «отрицает» движение, заслуженность, вольность, то есть свободу.
Морфему же «у» (уходящие, убегают, утомленье) в контексте следует рассматривать как нагруженную следующей семантикой: «удаление от чего-либо, переживание чего-либо».
Приставка «с, су» (сделали, сумрачно) обозначает совместность действия.
При помощи тонкого «хирургического инструмента» - морфемного анализа приходим к многозначительному выводу о том, что, согласно мнению поэта, русская природа лишена на поверку, на поверхностный взгляд движения, выражающегося в стоне, жалобе, упреках; это движение подменено внутренним движением – переживанием, и это переживание безмерно. Оно, это переживание, эта боль доступны лишь обостренному чутью, обнаженной душе, способной сострадать, сопереживать, сочувствовать и понимать. И такой душой обладает творец, поэт, как и его лирический герой, рассказавший особым языком о природном томлении. А понимать и сочувствовать именно русской природе может только истинно русский человек, каковым следует считать К.Д.Бальмонта.
Не претендуя на «истинность» и «истину в последней инстанции», все-таки рискнем предположить, что морфемный анализ может служить действенным инструментом как познания, так и разрешения споров. Не так ли
Поделиться:
