Размышления над повестью В.Г. Распутина «Прощание с Матерой». Материалы к уроку

Авторcтво: Кашина Надежда Ивановна, учитель русского языка и литературы ГКС (К) ОУ школа-интернат Красные Зори" Ленинградской области

близкими людьми? Вот приехал сын, но в сердце у Дарьи нет радости, так как ум ее занят вчерашним происшествием на кладбище: «Дак оне че творят-то, Павел?! Че творят-то?! Уму непостижимо! — стала говорить спокойно и не выдержала, заплакала».

Жаль эту несчастную старую женщину, но видит ли она сына, который после ее рассказа «еще заметней устал и отяжелел, низко склонившись с опущенными меж колен по-стариковски руками»? Почему же Дарья не жалеет сына, почему не находит она для него теплых слов? Почему ни разу не спросила о внуках? А вот судьба могил трогает ее до слез, заставляет рыдать. Почему? На этот вопрос отвечает еще до встречи с сыном сама Дарья: «Седни думаю: а ить оне с меня спросют. Спросют: как допустила такое хальство, куды смотрела? На тебя, скажут, понадеялись, а ты? А мне и ответ держать нечем. Я ж тут была, на мне лежало доглядывать». Значит, дело в страхе перед наказанием, воспитанным традицией. Мы привыкли считать традиции чем-то позитивным, но так ли это? О покойниках плохо не говорят, о живых — можно. За могилами надо «доглядывать», ради этого даже палкой человека можно ударить, а то и похуже. Ради этого и усталость замотавшегося между работой, домом и Матерой сына можно не замечать.

К вещам, как и к мертвецам, отношение на Матере тоже особое. «Из веку почитали в доме трех хозяев - самого, кто главный в семье, русскую печь и самовар». А где же хозяйка, дети, старики? Им, значит, место после самовара, а может быть, и после какого-нибудь чугунка, прялки. Без самовара «и вовсе осиротела Катерина». Дарья как покойника, а вернее, как живое существо, которое вынуждена принести в жертву, обряжает избу перед сжиганием. «Через силу» таскает известняк, «вытягивая последние руки», белит потолок, хотя «голова кружилась, перед глазами протягивались сверкающие огнистые полосы, ноги подгибались». Из последних сил Дарья идет обламывать пихту, чтобы украсить избу напоследок.

А как же относится Дарья к живым? Можно попросить учеников найти в 1-20 главах утешающие, сочувственные слова Дарьи, обращенные к другим людям, или упоминание о помощи кому-то. Вряд ли ученикам удастся выполнить задание. То, что Дарья просит прощения у уезжающей Настасьи - не более чем обряд, так как в глубине души Дарья уверена, что «перед живыми она ни в чем не виновата - в том разве только, что зажилась». Зато примеров бездумной жестокости героини можно найти немало. Так, Дарья нарочно мучает Настасью, которая с ужасом ожидает переезда, рассказом о городском житье. Наконец, не выдержав, Настасья восклицает: «Ой не трави ты мое сердце!». Но и тут Дарья лишь ненадолго оставляет Настасью в покое, а затем вновь принимается сыпать ей соль на рану: «Пей, девка, покуль чай живой. Там самовар не поставишь. Будешь на своей городской фукалке в кастрюльке греть. Пошто в кастрюльке? Чайник налью. Без самовара все равно не чай. Никакого скусу». И останавливает ее лишь мысль о том, что «зря она пугает Настасью — неизвестно еще, удастся ли ей самой кипятить самовар». Стало быть, если б было известно, что удастся, то можно было б «пугать» с чистым сердцем?

Дарья мучает и безответную Катерину, «требуя ответа», как у Петрухи поднялась рука «без времени сжечь свою избу». «Катерина, затаившись, отмалчивалась, виновато убирая глаза, будто срамили ее» «Вот, вот, распаляясь тыкала в нее пальцем Дарья, — Всюю жисть ты так. Всюю жисть поблажки давала, исповадила донельзя. Так тебе и надо. Так и надо, так тебе и надо. Он живую избу спалил, он и тебя живьем в землю зароет. Не в землю, — с досадой спохватилась она, — в воду он тебя, в воду, чтоб не хоронить».

Вообще изумительно отношение Дарьи и всей деревни к Петрухе. Что Петруха пил, заставлял страдать мать, это еще терпели. Но стоило ему нарушить всего лишь какую-то формальность, традиционные устои — и он становится в глазах людей последним негодяем, от него отодвигаются, «как от чумного». А на самом деле, что хуже: жечь брошенные избы или обижать мать? Стоит также учесть, что Петруха не наивно, не ведая, что творит, сжигает избы. Возможно, в его поступке есть и доля протеста, сознательного пренебрежения чувствами людей. Хотя жечь избы на Матере он не решился. Но откуда взялось у Петрухи зло на односельчан? Понять это не так уж трудно. С самого детства Петруху презирали. Прямо об этом не сказано, но посмотрим, какими словами сообщает автор о его рождении и характере: «Катерина замуж не выходила, Петруху она прижила от своего же материнского мужика Алеши Звонникова», «легкость, разговорную тароватость Петруха с избытком перенял у незаконного своего отца». Хорошо же жилось мальчику, которого, по мнению «добрых» людей, мать не родила, а прижила! По мнению деревни, родители Петрухи нарушили «закон», за что и ребенок без вины виноват.

Катерина, ни на что не надеясь, вся светилась и обмирала от радости, когда в ночь-полночь подворачивал к ней чужой мужик. Она и сейчас, вспоминая о нем, менялась в лице и оживала, как от вина, глаза ее раскрывались и счастливо уставлялись туда, в дни и ночи сорокалетней давности, и то, что видела она там, еще теперь согревало ee». И Алеша вел себя благородно: «когда родился Петруха, Алеша и вовсе перестал таиться и открыто взял на себя заботу о новой своей семье, среди бела дня на глазах у народа привозил Катерине дрова и сено, поднимал завалившееся прясло. Так, на две семьи, и жил года. три или четыре, пока не свалилась война». Погиб Алеша, и осталась Катерина одна с сыном.

Односельчане же подходили к Петрухе с готовой меркой: не умеет работать - пропащий человек. Никто не пытался помочь, «туркали с места на место, всюду старались от Петрухи поскорей отбояриться и не скрывали этого даже перед ним, он лишь похохатывал, подначивая говорить посильней, пооткровенней». Ясно, что похохатывал Петруха не от веселья. За смехом скрывал боль и обиду, только никто этого не понимал. Лишь в конце повести Павел заметил, что после того, как Воронцов «даже и оборвать его посчитал недостойным себя». «Петруха затих, отчего-то страдая и морщась». Понятно, отчего страдал Петруха: что его за человека не считали. Даже имя отобрали: из Никиты «перекрестили в Петруху» «за простоватость, разгильдяйство и никчемность». Сколько же это было лет Петрухе, когда односельчане поставили на нем клеймо никчемного человека, если на момент повествования ему нет и сорока, а «никто уже и не помнил, что он Никита, родная мать и та называла Петрухой, да и сам он только в мечтах, когда его награждали и возносили как человека особенного, прославленного, тайком доставал и ставил в строку свое законное имя, а в каждодневном своем житье-бытье обходился Петрухой». И при таком отношении Петруха никого не ругал, не проклинал, никому не пытался отомстить за обиды. И все его беспомощное вранье сводилось к одному: представить себя как нужного, «до зарезу необходимого» человека, каковым он, видимо, никогда не чувствовал себя в реальной жизни.

Катерина даже не понимает, почему сын вырос таким: «Он с малолетства беспутный. Он уродился такой». Она даже не догадывается, что не так-то просто было сыну жить в деревне, где все считали его «незаконным». Зато Катерина хорошо знала, что обязана требовать, чтоб Петруха вел себя, как должно, как полагается. «Ты говоришь: я не спрашиваю с его. Я надсадилась спрашивать», оправдывается она перед Дарьей. Слово «надсадилась» включает в себя очень многое: и то, что «спрашивала» Катерина с сына постоянно, и что это было тяжело ей самой, уже через силу требовала. Но не было у Катерины внимания к сыну, желания понять, почему он такой «беспутный», что мешает ему жить по-человечески...

Коли Петруха жжет избы, то Андрей хочет быть среди тех, кто строит ГЭС. «Дак это ты, значитца, будешь воду на нас пускать?». - осознает Дарья. Однако ни Дарье, ни Катерине и в голову не приходит сравнить Андрея и Петруху, потому что Андрей действует внешне красиво, его поведение соответствует стандартам общества: «Там стройка на весь мир. Утром радио включишь: ни одно утро не обходится, чтоб о ней не говорили», «пишут о ней сколько». Петруха же совершает внешне безобразные, хотя ничем не более вредные по своим последствиям поступки. Немаловажную роль играет и то, что Петруха нарушает традиции. Избу свою жечь нельзя. А насчет ГЭС «указаний» народ за триста лет не выдумал: не было тогда ГЭС.

Павел боится ехать на Матеру убирать урожай, т.к. после уборки хлеба его могут заставить «сжигать постройки». «Кто-то должен потом будет браться и за такую работу, но Павел и представить не мог, как бы он стал командовать поджогом родной деревни. И двадцать, и тридцать, и пятьдесят лет спустя люди будут вспоминать: «A-а, Павел Пинигин, который Матеру спалил...» Такой памяти он не заслужил». Таким образом, Павел согласен с тем, что деревню надо сжечь, но боится людского осуждения. Значит, вся разница в том, что Петруха просто смелее и честнее? А если бы Петруха не стал жечь хаты, а спроектировал ГЭС и получил за это орден, что сказали бы люди? Может быть, даже позавидовали бы Катерине, что у нее такой замечательный сын?

Итак, мы видим, что люди живут в плену традиционных установок сознания, как закодированные «зомби». На закате дней своих это осознает Дарья и говорит Катерине:

«— Оно и теперь, может, не ты жила...

А кто?

Может, кто другой. А тебя обманули, что ты. Пошто не живешь, как охота, а по чужой указке ходишь? Пошто всю жизнь маешься? Нет, Катерина, я про себя, прости Господи, не возьмусь сказать, что это я жила... Сильно много со мной не сходится...».

Слова Дарьи относятся не только к старшему поколению. Так же живет и Андрей, только «указки у него другие: что по радио говорят да в газетах пишут. И действительно, кто из героев, да и из нас, живет своим разумом, а не под влиянием традиций, чужих мнений и авторитетов?

Не удивительно, что Петруха пьет и не хочет остепениться. Не нашлось рядом с ним ни одного человека, который подсказал бы, что можно жить свободно, независимо, радостно, естественно, а не под воздействием алкоголя, который, если уж на то пошло, тоже делает человека зависимым. Не нашлось такого человека, потому что и не было таких в деревне. Кто не пил, тот жил без радости, словно отбывая тяжелую повинность. Та же Дарья за все время повествования, а это около полугода, ни разу не рассмеялась. Более того, ее раздражают счастливые люди. Работница Мила ей не понравилась именно тем, что все время смеялась. А на самом деле, что тут плохого, если Миле весело? Она добрый, незлобивый человек, даже не обижается, когда Дарья нарочно хочет оскорбить ее и заявляет: «Рази есть такое имя? Теперь телок так зовут». А потом «с удовольствием» говорит, что Мила на телку «похожая». И лишь к концу второго дня Дарья «смирилась с беспричинным смехом» Милы «и с несерьезным, под смех ее, именем». Два дня понадобилось Дарье, чтобы осознать, что человек имеет право смеяться, когда ему хочется, и жить с таким именем, какое ему нравится! И вот прощальные слова Дарьи Миле: «Ты бы все ж таки поменялась с телкой с какой... У их хорошие бывают наклички. Глядишь, и хаханькать стала бы помене». Ничего не скажешь, «доброе» пожелание...

Однако не стоит так обвинять Дарью, лучше посмотрим, почему она такая. И сразу станет видно: на Милу она обиделась, потому что та «того, где она, хорошо ли тут мыть зубы, не понимает».

То есть, на самом деле обидел Дарью не столько сам смех, сколько равнодушие Милы к ее горю. Ведь у Дарьи, можно сказать, жизнь рушится, а тут приезжает какая-то, смеется...

Катастрофически не хватает героям повести любви, радостного внимания друг к другу. Даже женится и выходит замуж большинство из них не по любви. Дарья ни разу не вспоминает ни свои встречи с Мироном, ни его взгляд. Ничего. Может, и было что, да вряд ли. Ведь Катерина и теперь светится вся при воспоминании об Алеше... Единственное, что Дарья испытывает - это чувство вины: «Вспомнила и замерла от стыда: стала забывать о нем». А почему Дарья так уверена, что мертвому Мирону нужна ее память? Вот живому, наверное, хотелось и ласки, и тепла, а теперь что уж?.. Кстати,

символично, что, когда Мирон пропал, ему было «примерно столько же, сколько сейчас Павлу». А вдруг и с Павлом что-то случится? Не лучше ли сейчас, пока он жив, отдать силы души ему, а не размышлениям о мертвых?

Самое трагичное, что люди воспринимают свою нерадостную жизнь как нечто единственно возможное. И только в старости Дарья осознает: «Стоило жить долгую и мытарную жизнь, чтобы под конец признаться себе: ничего она в ней не поняла». человеческому обществу В.Распутин противопоставляет Мир Природы. И здесь, разумеется, прежде всего необходимо остановиться на двух образах: «царский листвень» и Хозяин.

«Царский листвень». Ассоциации с мировым древом, стоящим посередине мира и соединяющим Небо и Землю, очевидны. Однако следует задуматься над тем, что мировое древо в мифах изображается всегда с положительной оценочной окраской. Не то у Распутина. На ветке лиственя «когда-то повесилась сглупа от несчастной любви молодая материнская девка Паша», «колчаковцы вздернули двух своих же солдат». «И последняя, уже совсем безвинная смерть случилась под «царским лиственем» после войны: все с того же «Пашиного сука» оборвался и захлестнулся мальчишка».

Таким образом, несмотря на то, что жители Матеры «по большим праздникам задабривали листвень угощением, которое горкой складывали у корня», это не спасло их от несчастий. Мало того, оказалось, что даже сам «царский листвень» можно использовать для того, чтобы творить зло.

Можно предложить ученикам подумать, почему молнией срезало верхушку лиственя, в чем символический подтекст этого события. Это знак людям, что они живут неправильно, и поэтому связь Земли и Небес прервана? А может быть, это произошло еще и для того, чтобы люди увидели: «листвень» это обыкновенное дерево, незачем делать из него идола и относиться с уважением к нему одному, а всего остального, в том числе и своих близких, не замечать. Может быть, люди должны были понять, что Высшее присутствует во всем и не зависит от внешней формы? Но они не поняли, и «почтение и страх к наглавному, державному дереву у старых людей по- прежнему оставались».

И жизнь еще раз показывает жителям Матеры, как слепы они в своих суевериях. «Неизвестно, с каких пор жило поверье, что «царским лиственем» крепится остров к речному дну, одной обшей земле, и покуда стоять будет он, будет стоять и Матера». И вот приближается конец Матеры, а листвень стоит. Трижды пытаются уничтожить его пожогщики, но это им не удается. Ни бензопила, ни огонь не берут листвень. И что же, Maтера спасена? Нет, она пойдет под воду вместе с «царским лиственем». Любому читателю ясно, что ГЭС будет построена, Матеру затопят. Так что же символизирует листвень? Незыблемую народную нравственность или закосневшие, непобедимые, мертвые традиции, суеверия (ведь листвень мертв: «он не способен был больше распускать по веснам зеленую хвою»)?

Не менее интересен и образ Хозяина. На первый взгляд, он воплощает в себе всю мудрость Природы, недаром напрашивается аналогия со всеведающим Богом: «Никто никогда его не видел, не встречал, а он здесь знал всех и знал все. На то он и был Хозяин, чтобы все видеть, все знать и ничему не мешать». Однако, во-первых, Хозяин знал только то, «что происходило на отдельной, водой окруженной и из воды поднявшейся земле». Во-вторых, обращает на себя внимание фраза: «Только так еще и можно было остаться Хозяином - чтобы никто его не встречал, никто о его существовании не подозревал». Стало быть, Хозяин ведет такой образ жизни не потому что он естественный, единственно возможный, а для того, чтобы остаться Хозяином! Любопытно, что только сам зверек знает, что Он Хозяин, точнее, считает себя таковым, хотя никто его так не называет.

Нет ли в Хозяине сходства с человеком, который убежден в своей сверхразумности, считает себя венцом Природы, тогда как объективно человек просто «ни на какого другого зверя не похожий зверек»? «Психология» Хозяина ничем не отличается от человеческой. Ему присущи чисто человеческие черты и чувства: жажда власти, желание быть Хозяином (он даже смиряется с потерей «статуса», не просто признав неизбежное, а еще и потому, «что после него здесь не будет никакого Хозяина. Он последний»), страх перед вечным, неизвестным (он «не любил смотреть, в небо, оно вводило его в неясное, беспричинное беспокойство и пугало своей грозной бездонностью»). Но, все-таки Хозяин - это и незаурядный, ограниченный человек, который живет механически и даже в небо смотрит, мечтая (то есть не видит небо, занятый своими мыслями), а потому и ничего не боится: на все «вечные» вопросы у него есть готовые ответы, которые он не нашел сам, а услышал от других и повторяет. Хозяин очень похож на Писателя, Философа, считающего, что его миссия в том, чтобы наблюдать и не вмешиваться. Он мудр, видит то, чего не замечают другие, умеет предсказывать будущее, но не знает ни смысла своего существования, ни счастья (что, может быть, одно и то же).

Однако в конце повести Хозяин изменяется. Когда Дарья в то время, когда жгли ее избу, шла, сама не зная куда, «сбоку бежал какой-то маленький, не виданный раньше зверек и пытался заглянуть ей в глаза». То, что Хозяин показался человеку, может означать одно - он отказался от своего «статуса» Хозяина, ведь Хозяином, как уже было сказано выше, он мог оставаться, только если о его существовании никто не знал. Дарья в этот день тоже перестала быть Хозяйкой, в доме сына хозяйкой будет Соня. Но если Дарью лишили ее «сана» насильно, то Хозяин отказался от него по доброй воле. Почему же он сделал это, ведь раньше хотел оставаться Хозяином до последней минуты? Ясно видно, что ему стало жаль Дарью, и он хотел ее утешить, а может быть, и что-то объяснить. Если бы Дарья посмотрела ему в глаза, то увидела бы в них сострадание, любовь и поняла, как понял он, что только это и важно, а не то, Хозяин ты или не Хозяин. Разве не об этом говорят людям писатели, философы? Но люди не слышат их... А почему? Достаточно ли показать людям истину, чтобы они ее поняли? Или проблема в том, чтобы суметь увидеть? Ведь истина не где-то далеко. Она рядом. Это сама природа, Вселенная, «внутри» которой находится Матера и вообще человек. С описания вечного движения Жизни и начинается повесть: «И опять наступила весна, своя в нескончаемом ряду, но последняя для Матеры, для острова и деревни, носящих одно название. Опять с грохотом и страстью пронесло лед, нагромоздив на берега торосы, и Ангара освобожденно открылась, вытянувшись в могучую сверкающую течь. Опять на верхнем мысу бойко зашумела вода опять запылала по земле и деревьям зелень, пролились первые дожди, прилетели стрижи и ласточки и любовно к жизни заквакали по вечерам в болотце проснувшиеся лягушки». Несмотря на все события, происходящие в деревне, жизнь не останавливается, она идет в полную силу. Но человек отделил себя от этой жизни. Природа живет в настоящем, человек - в прошлом и будущем, причем в страхе перед тем и другим. Традиция даже осуждает тех, кто живет сегодняшним днем. Дарья, например, видит вину человека не в том, что он обижает живых (об этом Дарья и не думает), а в том, что забывает мертвых: «Господи, как легко расстается человек с близкими своими, как быстро он забывает всех, кто не дети ему. Нет, дик, дик человек. Волк, потерявши подругу, отказывается жить». Это что же получается, после смерти мужа настоящая, не «дикая» жена должна лечь в гроб и бросить детей на произвол судьбы? Или уж и не улыбаться никогда больше, не радоваться, чтоб детям «веселей» жилось на свете рядом с несчастной матерью? Разумеется, никто не говорит о том, что надо потерять память. Но необходимо, чтобы прошлое не заслоняло человеку настоящее. Если приходится покидать Матеру, что, без сомнения, великое горе, это же не значит, что надо перестать замечать друг друга. А именно так поступает не только Дарья, но и, например, Егор, который, уехав в город, не желает выходить на улицу, разговаривать с женой и хотя умирает формально своей смертью, но фактически, можно сказать, совершает самоубийство. До него не доходит то, что поняла Настасья: «Ребят потеряли... где их теперь взять? А мы вдвоем... может, ниче... Там, поди, тоже люди. Ну и че, што незнакомые? Сознакомимся. А нет - вдвоем будем. Че же теперь?... Ты не плачь, Егор...». Однако после смерти Егора Настасья теряет и это утешительное понимание. И приехав на Матеру, ничего не видит за своим горем: «Ниче я не видала. Все будто во сне. Нюню, кошечку, привезу. Ой, — спохватилась она. - Нюня-то моя живая?». Но тут прозревает Дарья: « - Ты спроси, я живая, нет? Про Нюню свою...». Дело не в том. что кошку жалеть не надо, а в том, что нельзя всю жизнь заключить в одно, всю любовь отдать чему-то одному. И Любовь ли это, если рядом есть еще живые, нуждающиеся в тебе? И «Дарья вдруг подсказала: Возьми вот с собой Симу с мальчонкой. Оне тоже не знают, как жить, в какую сторону податься. Али Богодула. А то про Нюню...». И Настасья «обрадовалась»...

А если бы Настасья и Егор поняли это раньше? Если бы уехали в город вместе с Симой и Колей и жили, помогая друг другу?

Символичен финал повести — люди в лодке, заблудившиеся в тумане, заблудившиеся в жизни. Но туман - это не только символ человеческой неразумности. Ведь неразумными люди были и прежде. Туман (Природа, Жизнь) дает им, может быть, последний шанс, возможность остановиться, как бы заставляет заглушить мотор своей лодки, то есть перестать «жить бегом» задуматься. Понять, что ничего они не видят и ничего не понимают, как осознала это Дарья.

Люди в лодке не понимают, что затопление Матеры - это трагедия. И не по тому, что вместе с ней гибнет старый уклад жизни. Если бы он был хорош, разве уезжали бы добровольно молодые с Матеры, как уехали двое детей Дарьи и четверо ее внуков?

Эпоха НТР в изображении Распутина явление страшное, но глубоко закономерное, ибо подготавливают его сами люди. И проблема вовсе не в «чужих», которые пришли разрушать Матеру. Ведь среди городской интеллигенции - дети и внуки крестьян. Не Павел ли говорит, что ГЭС необходима, не Андрей ли хочет ее строить? И не Дарья ли воспитывала Павла, а Павел - Андрея?

А ведь Матера - это не только традиции и не только деревня. Это и просто остров, земля, на которой жили деревья, травы, птицы и люди. Почему же люди уничтожают ее? Разве строительство ГЭС сделает их счастливее? В чем же счастье?...

Вокруг барака тоже туман, потому что и старики ничего не понимают в жизни. Но они, в отличие от людей в лодке, хотят понять. И вот Богодул распахивает дверь барака. Это действие символизирует состояние души человека, который не хочет больше «закрываться» от жизни и готов принять Истину, какой бы она ни была. «В раскрытую дверь, как из разверстой пустоты, понесло туман, и послышался голос Хозяина». Видимо, Хозяин подошел совсем близко, и, если бы не туман, люди увидели бы его. Он пришел попрощаться с людьми, потому что любит их, они ему дороги. Может быть, на этот раз люди его поймут? На это, наверное, надеялся и сам писатель, завершая свою повесть.

Поделиться: